Жизнь прекрасна, если ты поймешь, что счастье - это то, что ты живешь! По крайней мере, так считал Гавриил, который, несмотря на свой чин архангела и попытки навязать ему солидное и серьезное поведение, мол, лидерам Небесного воинства вести себя так нельзя, это нарушает все возможные и невозможные правила и нормы, просто старался радоваться каждой секунде своей жизни и находить для себя что-нибудь новенькое и интересное даже в самых глупых не только по меркам сверхъестественных существ, но и по меркам людским тоже вещах. Например, в просмотре "стареньких" фильмов вроде "Маски" и "Двенадцатой ночи", из первого фильма, кстати, любил заимствовать некоторые шуточки, оказывавшиеся на практике порою весьма эффективными.
Но жизнь была бы вообще супер-пупер-мега-замечательна и почти что идеальна, если бы не "семейные разборки", от которых чистосердечно старался держаться как можно дальше. Увы, его мнение мало кто разделял, так что ничего удивительного в том, что пришлось, в конце концов, взять ситуацию в свои руки, не было. Как говорится, если гора не идёт к Магомеду, то Магомед идёт к горе. Не в темпе испуганного горного козла, хотя можно было бы, просто слишком большой спешки не любил и никогда не понимал, из-за чего, глядя на людей, периодически, мысленно или в реальности, делал знаменитый жест под названием "фэйспалм". Но суть от этого не меняется.
Опять же, следуя одной прекрасно человеческой мудрости, полностью себя оправдывавшей, то, что ты ищешь, не нужно искать слишком активно, оно при должном терпении и умении видеть и слышать само придёт к тебе в руки. Так получилось и сейчас, когда по чистейшей случайности прознал про клуб под кратким, но достаточно запоминающимся названием "Люкс". И кто, как Вы думаете, оказался хозяином данного заведения? Некий Люцифер. А поскольку мало кто рискнет назвать своего человеческого ребятёнка таким зловещим и вызывающим у большинства человечков как минимум табун мурашек по коже, да и на псевдонимы такие тоже мало кто зарится, пришел к выводу, что, кажется, знает, где находится его драгоценный и горячо любимый братец.
Да, странно, что спустя столько веков молчания и игнорирования друг друга Габриэль решил всё-таки наладить отношения с самым мятежным из братьев. Понятное дело, что на быстрое прощение и примирение даже не рассчитывает, поскольку знает, сколько зла пришлось младшенькому пережить за всё это время и сколько плохих вещей натворил, пытаясь доказать отцу, что люди - самое дурацкое его творение и что нет никакого смысла в потакании их желаниям и стремлениям, но попытаться всё же стоило. К тому же, сам архангел тоже был не из "белых и пушистых", придерживался более реалистичных взглядов на жизнь и слишком хорошо понимал обе стороны конфликта, так что почему бы и не сделать то, на то другим духу не хватило?

- Люцифер, куда ты запропастился?
Громкие высказывания мужчины, таинственным (или не очень) способом проникшим в обитель владельца ночного клуба, туда, куда простых посетителей без веских причин не пускают, услышать было просто невозможно. Но то ли братишка слишком крепко спал, то ли звукоизоляция в помещении просто бомбастическая, но откликаться на зов родной кровинушки не собирался ни в какую, и это заставляло нервничать. Очень сильно нервничать. А такое состояние ничем хорошим обычно не заканчивалось - не для посланника небесного, но для окружающих его созданий. Или нет, тут уже с какой стороны посмотреть.
В конце концов, Гавриил таки не выдержал и решил прибегнуть к последнему трюку...
- Люсенька, милый ты мой, выходи уже из сумрака, дай мне побыть добрым милым снеговиком, любящим жаркие объятия, и... - судьба решила подшутить над трикстером и исключительно по доброте душевной показала ему - в переносном смысле этого слова - огроменную такую фигу, потому что никак не ожидал, разворачиваясь на сто восемьдесят градусов, столкнуться с тем, кого искал, нос к носу, - А~а, мамочки родные~е!
Пару секунд просто пытался отдышаться - несмотря ни на что, испугался. Не уродливого лица, которого - пока что - не наблюдалось, но внезапного появления. Как никак, а отвык уже от того, что сам становился объектом шуток и шалостей, добрых и не очень. Но потом осмотрел Дьявола с головы до ног несколько раз и расплылся в то ли добродушной, то ли коварной улыбочке.
- О, ты новым сосудом обзавелся? Поздравляю! Хотя... Погоди, ты, похоже, не совсем тот Дьявол, которого я знаю, верно? - наклонил голову набок, наблюдая за чужой реакцией, и, полностью убедившись в своих догадках, тут же добавил, - Но это, пожалуй, не самое главное. Да, я просто-напросто сюда телепортнулся, минуя твою охрану. Да, я не человек, потому и кажусь немного безумным. И вообще, я тут мириться и восстанавливать семейные связи пришел, а не войны разжигать и заимствовать что-нибудь из напитков, хотя от винишка или шампанского не отказался бы, так уж и быть. И, да, я совсем забыл представиться, меня зовут Гавриил, рад знакомству, - с милейшим выражением лица, на которое только был способен, протянул руку навстречу для рукопожатия. Без подушки-пердушки и прочих приколов - не хотелось портить первое впечатление.

Магически укреплённый холлофайбер был, наверное, даже лучше облегчённого кевлара, если речь шла о защите от магического и физического воздействия.
Или нет.
В любом случае, довольствоваться пришлось холлофайбером. Кевлара у Аарона не было — ни обычного, ни облегчённого. Производство и поставки теперь строго регламентировались правительством наряду с самым настоящим оружием.
Интересно, кому они хуже сделали. Аарон усмехнулся своим мыслям и быстрым движением вскрыл ножом очередную подушку, выпуская из неё драгоценные волокна.
Последние несколько дней для Аарона почти слились в один. Пару недель назад к нему припёрся Мэттью, как всегда с бутылкой какого-то цианисто-синего стеклоочистителя, которые сейчас продавались в отделе "алкоголь" и, как всегда, с несколькими галлонами яблочного пюре — Аарон ненавидел его за это, хоть и понимал, что тот, наверное, ничего дурного и не имеет в виду. Но каждый раз хотелось растереть это пюре по его кривой роже.
Шлюхин сын сказал, что лайнер с целым отрядом славных ребятишек из Восточной Европы прибудет в Саутгемптон в следующую среду. Да, видел бы ты этих парней, — говорил он, опрокидывая шот стекломоя и тут же запивая его стаканом разведённого яблочного пюре. Аарон тоже запрокидывал шот, кашлял до слёз и вытирал губы. Одна только проблема у этих парней: ярость, дружище — это всё, что у них есть.
Аарон понимал, к чему он ведёт, и снова выпивал шот и что-то рисовал ложкой на яблочном пюре в тарелке. Конечно, Мэттью, — отвечал он, — Почему бы нет. Сделаю всё, что смогу.
Сегодня он потрошил подушки, раздирал волокна и аккуратно пристёгивал их грубыми швами к изнанке обычных футболок. Пустые волокна холлофайбера будут гасить любую вибрацию в два раза эффективнее, чем любая другая синтетическая вата. А уж шрапнель так и вовсе покажется этим ребятам простым дождиком.
Разумеется, самих этих ребят Аарон не увидит. Мэттью придёт через несколько дней, чтобы забрать всё, что ему нужно, оставит какое-то вознаграждение и снова уйдёт на неопределённое время. После того, как уёбки загребли Аарона — вернее, после того, как они вышвырнули его, покалеченного и "испорченного", обратно на улицу — Мэттью был единственной ниточкой, которая связывала его с "теневым" Лондоном. Тоненькой-тоненькой ниточкой, которую можно будет оборвать в любой момент, когда сообществу начнёт грозить опасность.
Возможно, Аарон до сих пор жил только потому, что хоть немного, хоть вот так считал себя нужным.
Требовательный стук в дверь заставил его встрепенуться и застыть с раскатанным плоским полотнищем в руках. Этот его адрес знал только Мэттью, но что он забыл тут сегодня?
Бояться Аарону, в сущности, было уже нечего. Всё самое плохое, что могло с ним случиться, уже случилось. Сохранять бдительность его заставляла только мысль о том, что своей беспечностью он может навредить другим.
Стараясь шуметь как можно меньше, Аарон поднялся на ноги и взял со стола старую-старую Беретту, которая стала почти единственной его защитой, после того, как он лишился языка. Тишину разогнал щелчок предохранителя, но и только. Босиком, на цыпочках крадучись к двери, Аарон и сам не слышал собственных шагов.
Стук повторился, и на этот раз он был ещё громче и требовательнее.
Это был единственный человек, кроме Мэттью, который мог навестить его в такой час — это Аарон понял за секунду до того, как заглянул в глазок и окончательно убедился, что не ошибся в личности своего визитёра.
Синтезатор речи, снятый с предплечья, валялся там же, на столе, рядом с Береттой, поэтому Аарон молча распахнул дверь и выставил пистолет перед собой на вытянутой руке, почти упирая его в лицо Марека. Не отрывая взгляда от глаз своего гостя, Аарон молча вытянул свободную руку в сторону и указал пальцем в сторону лестницы. Невозможно сказать "проваливай" красноречивее, не прибегая при этом к грубой силе.

Кожа вампиров холодная, сухая, но точно так же абсолютно не отдает пергаментом, как то малюют. Условности. Вымыслы, сорванные с уст полоумного сказителя, к каждому своему слову придумывающий с десяток метафор и с дюжину синонимов, искажая общую картину и делая все только хуже. Алиша чуть повернула голову, скользнув щекой и крылом носом по уложенным прядям Ричарда, уловив легкий запах геля. Вместе с тем ее рука чуть плотнее легла на стык челюсти с шеей у уха. Ногти могли оставить легкие царапины и покраснение, но эти следы мгновенно растворяются.
- Я тебе скажу, чем мы все это заслужили, - шея мужчины на долю мгновения напряглась под рукой Квин, и на губах женщины скользнула змеиная улыбка, что стала только ядовитее, когда Ричард обернулся к ней, и Алиша лишь качнула головой, совсем немного отстраняясь, чтобы не столкнуться носами, глядя в прозрачные, холодные глаза Драммонда.
Исконные хищники, хладнокровные, бессмертные чудовища, силы которых хватит, чтобы расколоть в осколки кости и разорвать в ничто плоть. Они могли быть кем угодно до того, как стать ночным хищником, но время, доступное в неограниченном количестве время открывает все границы и позволяет стать тем, кем ты сам пожелаешь. Творец собственной судьбы, и жнец неугодных.
Но чтобы выжить все эти кровавые позывы были загнаны глубоко назад по времени. Вампиры научились скрываться в темноте и не убивать своим укусом, оставляя своих жертв в живых, а с развитием медицины и приобщились к донорской, создавая свои центры по сбору крови, или обеспечивая финансами уже существующие. Что, впрочем, уже под вопросом, так как исчисления годов жизни вампиров захватывают само создание этих центров, а значит, с большой вероятностью можно утверждать о том, что почти каждый донорский центр принадлежит семье или клану вампиров.
Но этого, кажется, было недостаточно. Клан Алиши держал под контролем птенцов, но и случались казусы, какие бывают в каждом городе. Ошарашенные новой жизни дети могли сбежать и разорвать в жажде и беспамятстве одного или нескольких людей, и тогда что? Тогда к делу подключалась Немезида.
В чем была ее суть? Собранная в кучу церковная шарашня, чтобы контролировать чуждые человеку расы. И, возможно, по началу оно было на руку, ведь это была полиция, контролирующая соприкосновение нечести с реальным миром, и страшилкой для малышей, сдерживая их амбиции хотя бы первое время.
Сейчас все по другому.
И это осознавали все, но, кажется, кроме Ричарда.
Ничего не мешало сейчас распороть глотку одному из основателей Немезиды, тем самым подчеркивая свое отрицание к этой организации. Слишком просто.
- Тем, что каждый из нас мнит себя хозяином жизни, - продолжил он.
- Так и есть, - сквозящим жаром четким шепотом осекла женщина мужчину.
- Представь, что всем вампирам дана свобода и власть. Как быстро люди сбросят бомбы на города, в которых обитают кланы?
Алиша на выдохе осклабилась, чуть приподнимая подбородок. И так находясь в положении выше, она хотела выговорить все, что думает по этому поводу, чувствуя свою доминацию, но осеклась, смешно задохнувшись воздухом в момент, когда чужие руки бескомпромиссно и фамильярно сомкнулись на талии и перетащили через спинку дивана. С глухим отзвуком туфля спала со ступни и осталась позади, а сама Квин приземлилась боком на сидение, растеряв на долю мгновение всю свою собранность и не завалившись на пол лишь из-за услужливо подставленного для опоры локтя. Тяжело держаться железным лидером, когда тебя легко, будто куклу какую, подхватывают, опираясь на свою недозволенность. Не тот это был разговор для баловства, и не тот фарфор для бескомпромиссного хватания.
Изнутри ребра опалило жаром. Алиша изменилась в лице и голос ее потемнел на несколько тонов.
- Тебе ли говорить о том, что могут люди? - зашипела она, сходя на хрипящий звон. Ее стало слышно, и вкрадчивые ноты потеряли свое значение. - Развивающиеся только последнее тысячелетие, некоторые отринувшиеся от церкви, толкнули прогресс вперед, но что ты видишь? Что мы видим? Общественная безопасность, война информации, но не более того. Билль о правах человека, Ричард. Пуля может убить одного, а бомбы, сброшенные на города, уничтожат не только нас.
Она села ровнее, и выпрямилась в спине. Алиша была гораздо мельче, но в данной ситуации это вдруг забылось.
- Ты думаешь, они сделают этот шаг? Уничтожат города ради смерти тех, кто владеет этим городом? Ричард, от тебя ли я это слышу? - она качнула головой, отказываясь от собственных мыслей и не веря в них, не отрывая глаз от зрачков мужчины. - Тысячи, сотни тысяч гражданских, ради смерти десятка вампиров в два века жизни?
На гнев мастера клана первым среагировал заместитель, выходя на внутренний балкон, но не рискуя спускаться и вмешиваться. Но в случае драки он был готов вклиниться.
Алиша не могла поверить в то, что Драммонд судит так недальновидно.
- Ты запуган? - выдала она первое попавшееся оправдание по отношению к Ричарду, - Тебя обманули, это - чушь.
Никто и никогда, даже в условиях войны не прибегнет к таким методом, как открытое сопротивление, уничтожение городов ради того, чтобы выжечь с территории кровосов.
- Как ты думаешь, сколько людей будут против происходящего? Кто готов покинуть нажитое из-за амбиций какой-то шарашни, о которой никто никогда не слышал? Открытое сопротивление сделает нас, вампиров, жертвами, а знаешь почему? Потому что мы - просто хотим свободы. Свободы на наших условиях, а не на директивах зажравшейся в своей власти шарашни. За убийство в нетрезвом состоянии под аффектом человеку могут дать условное, а вампиру грозит смерть. Почему? Потому что мы - опасны.
Взгляд Алиши под гнетом ярости казался безумным. Рука была поднята на уровень груди, напротив ключиц Драммонда, указывая на мужчину.
- Ты понимаешь, чтобы убить тебя или меня, стоит постараться? Не возьмет вампира ни осколок, ни пуля мимо сердца, а раны затянутся так скоро, что вряд ли стреляющий успеет перезарядить оружие. Мы быстрее, сильнее, - она чеканила слова, как будто бы вгоняла гвозди в гроб, внутри которого на шелке покоился Ричард, - Мы находимся в этой пищевой цепочке выше всех остальных. Радиация, химическое отравление или биологическое оружие. Все это в массовых масштабах убьет тех, ради кого оно все было изначально задумано. Ради безопасности людей. Но убьет ли нас?
Немезида могла отравить кровь обычных жителей, чтобы повредить и обесточить вампиров, но какой ценой? Это гарантированный раскол общества, а значит, полноправная война во всем мире.
- Немезида боится раскрыть наше и свое существование, и что будет, когда всплывет на свет все ее зверства? - она шумно выдохнула, успокаиваясь. Села на пятки, подобрав под себя ноги. Женщина хотела схватиться за Ричарда, встряхивая его, пытаясь привести в чувство, сомкнув ладони на чужих скулах кричать в лицо очевидную правду этого мира и предстоящего сопротивления, и руки тянулись то ли исполнить желаемое, то ли покончить с этим раз и навсегда, вычеркнув с шахматной доски Ричарда Драммонда, на время выводя из строя второй клан вампиров в Лондоне, но тем самым отстраняя от себя половину города.
- Просто. Свободы. Даже если за нее придется умереть. - ей вдруг стало тяжело. Как было тяжело за все это время, будто бы смерти ее птенцов и старших за все эти годы обращается вновь внутрь, тяжестью смыкаясь вокруг ребер тугим капканом, обрывая дыхание и ложась непреложным грузом на плечи. - Ричард, почему ты, однажды обернувшийся против инквизиции, не боясь ни наказания, ни преследования, сейчас мне говоришь о том, как опасно вступать в открытое сопротивление? Почему ты считаешь, что мы не найдем доступ к запрещенному оружию? Миром правят деньги, а не оружие, все это уже давно позади, а значит, достаточно только захотеть. Сколько вампиров, пережившие прошлое тысячелетие, схоронили за собой? Мировые компании, акции, не потерявшиеся в цене и значимости. Все это невозможно сжечь и уничтожить по хотению одной лишь Немезиды, а значит, в этом плане мы на равных ролях. Ты понимаешь это. - хотелось бы в это верить, - Должен понимать, Ричард.
Разочарование то и дело пробивалось сквозь многовековую выдержку. Оно отражалось в движениях, жестах, во взгляде, и звучало в голосе. Алиша попросту не могла поверить в то, что тот, кого она однажды полюбила за волю и силу, вдруг в страхе боится?

Женщина склонит голову к плечу, на долю секунды касаясь кончиком языка внутренней стороны острого клыка. Незаметное движение веяло хищностью, не видимой для окружения, но крайне четко ощущаемой. Медленный ровный вздох, едва ли коснувшийся грудной клетки движением. Перемещение руки едва заметно, скованно под иллюзией смирения, сдержанно, но даже от него собеседница, казалось, становится еще бледнее и собраннее, готовясь принять необратимое. Но того не последовало. А Квин будто бы не заметила изменения, этого пугливого взгляда.
Сейчас каждая ошибка может оказаться фатальной. Немезида взяла паузу, и все это неспроста, ой как было неспроста, и лишнее  привлечение внимание к особняку Квин - последнее, чего хотелось бы. После заключения временного перемирия строго на строго было запрещено мешать работе инквизиции на территориях, принадлежащих клану Квин. Ровно как и Немезиде пресекать действия вампиров, если те не угрожают жизни людей. На сколько верно было исполнение указаний с обеих сторон? Ровно на столько, сколько было мнений.
От происходящего появилось много вопросов со стороны птенцов, со стороны лояльных Квин магов и оборотней, которые не понимали всей опасности. И в полной мере принимала их ход мыслей, осознавая, что это стихийные порывы к действию, пока что, сдерживаемое за благими целями, не могут сдерживаться вечно.
К сожалению, война войной, негатив остается на втором плане, когда в опасности и приверженцы сопротивления, и сама инквизиция. И было бы плевать на инквизиторов Алише, если бы не страдали ее дети.
- Алиша, - собственное имя звучит отторжением. Краткое обращение как к старшему было куда приемлемее и допустимее, - Нет никакого доказательства существования этих тварей...
Вот только гибнут при неясных обстоятельствах старшие птенцы, которые могли бы за себя постоять в неровный случай. Даже не неразумный молодняк, а именно рослые вампиры, пережившие не одну сотню лет.
Квин не меняется в лице, внимательно слушая, что ей пытаются сказать. Предостеречь. Вновь. Но получается скудно. Упрямость, тяжелые рога которой неизменно принадлежали Алише, никуда не деть.
- Это правда абсурд, нет смысла верить им! Тебя пытаюсь запутать, Алиша!
Смысл есть, когда никто не в безопасности. Лишь бы что-то сделать, пользуясь наиболее простым путем и действенным путем, чтобы спасти тех, кто ни в чем не повинен.
- Брайна, - голос донны спокоен, но старшие могли услышать ее резонирующее раздражение, - Саймон погиб. Погиб, как и твой брат, - пауза, давая время подумать, вспомнить, - Ты помнишь все это?
Звучит так, словно с ее руки умер один из её воспитанников, и родственник мага, а не с веления бессмертного духа. Гулко, насколько может быть пусто в нутре матери убитого ребенка. Не семейные, кровные узы, куда более крепкие, чем обычное родство, данное родителями. У большинства не было действительных родственников, кроме клана, только он поддерживал в тяжелое время.
- Если сейчас не предпринять действий, - говорит Алиша, не движимая ни на йоту, - Уже вскоре придется считать трупы десятками. Не важно, чьи. Потери, невинные потери, недопустимы.
Это ее война, а не чужая.
Брайна качнет головой. Она, вся в темно-синем, не скалится, но челюсть ее напряжена. Маг сопит, держа в себе опрометчивые слова, извечно холодная, она перенимала ледяное пламя от своей донны, но понимающая, что маг не в силах перечить бесспорно правой верховной, и доводы ее, подкрепленные только собственным ощущением, никчемны против аргументов реальности с уст Квин.
- Попробуй выследить следы, - повторяет она простую суть, которую твердила до этого, но волнение, коснувшееся на почве потери и мага, сбивало женщину с толку, и голос ее от того то и дело сходил на крик, - Тебя сопроводят и не тронут. Труп находится у наших ребят в центральной больнице. Немезиду не пускают к телу Саймона.
- Я уже…
- Ты не можешь быть уверена, пока не увидишь лично, - отрезает ее верховная, качнув отрицательно головой, - Я много не прошу, пожалуйста, сделай то, что прошу.
Когда изнутри идет трещина, весьма опасно получить удар извне, ведь именно в этом месте будет скол, который подведет последнюю черту и даст начало новой главе. Но допустить этот разрыв мастер клана не мог. Не сейчас. А гнилую ветвь, готовую пойти против своего лидера, стоит срубить раньше, чем она треснет самостоятельно от возложенных на нее задач. Алиша качнет рукой, давая понять, что разговор не будет продолжаться, и приказ обжалованию не подлежит. Брайна шумно вздохнет и, выдохнув, рывком отпрянет, разворачиваясь и направляясь из дома Квин, как то велела сама верховная. Сама же мастер внимательно смотрела на напряженную спину мага, что исчезла с поля зрения. И только после развернулась, направляясь вглубь дома.
- Установить за ней слежку, - говорит Квин рядом идущему гончему, - Если подтвердиться – убить.
Мужчина рядом сдержанно кивнул и отпрянул от своей госпожи, направляясь на выход из дома, следом за магом.
***

Приказы отдаются тяжело. Пусть и привычно, но неизменно каждый собой влечет беспрекословную волю, давя. Каждый раз для контролирования приходится переступать себя, раз за разом, и убеждения, что так будет лучше, потеря одного перемнет потерю сотен, оправданные риски и благоразумие, заведомо выигрышное, не всегда помогают собственному упокоению.
Но ошибки допускаются, к несчастью. Алиша, казалось бы, привыкшая ко всему, была не готова принять тот факт, что в обыденный мир, тронутый войной, вмешиваются так же и совершенно иные лица.
- Вы отдыхать, мисс Квин? – Марла не спала в это беспокойное время, что так же сказывалось на ее внешнем виде, голосе. Квин не смотрит на прислугу, что убирает белоснежные фарфоровые чашки, опачканные кровью, со стола.
- Да, - Алиша останавливается лишь на пару секунд, замирая в межарочном пространстве напротив кухни, словно неотъемлемое дополнение этого дома, гармонируя с убранством. – Никто не звонил?
Жак покачала головой. Руки ее, покрытые следами времени, темные, без всякой брезгливости смывали кровь с тонкого белого нутра сервиза:
- Нет, донна. Будут особые распоряжения?
Вампирский «день», по обычаю царивший ночью, расстянулся, занимая собой даже дневное время суток. Для вампиров это было в порядке нормы, а для человека, коим была Марла Жак – существенным напряжением. Царившая тишина днем была теперь полна голосов. Голосов старших, спокойной передвигающимся под лучами света, среди которого всегда громче всех звучала Алиша.
- Разбуди меня, если будет важный звонок. Должен отчитаться Крис, - коротко подумав изрекает Квин, припадая когтистой рукой к косяку арки и опираясь на нее плечом. Взгляд ее из-под ресниц скользнул по открытому окну, за которым царивший в этот день туман стелился спустя время к вечеру, и даже ночью, пусть и не такой видный, как днем. Тусклые сутки не так сильно травили нежную сетчатку хрупкого глаза и белую, истончившуюся без солнца холодную кожу.
- Конечно, госпожа, - Алиша кивнула. В это время кто знает, кто рядом с тобой, а кто нет. Жак никогда не предаст, хоть у нее и были сотни, тысячи возможностей. Лояльность клана Квин ее семье была куда ценнее любых подаяний извне и предложений.
Поднимаясь до своих покоев, Квин закрыла уставшие глаза. Слишком долго она была на ходу, поддерживая в себе энергию лишь кровью. Этого может хватить надолго, но никто не отменяет обыкновенную тягу сна, пожалуй, последнее, что осталось человеческого спустя почти восемь веков.
Самая дальняя спальня, самая старая и просторная неизменно принадлежала верховной с того самого момента, как ее клан осел в Лондоне. Шаг острых каблуков бесшумной впивался в ковровое покрытие и гас там. Квин потерялась в лице, пусть и оставляя неизменное сосредоточение, собранность. Но уже на последнем шагу Верховная, прежде чем рука коснется створки двери, почувствует постороннее. Чужое биение сердца, не берущее начало в повязанной ментальной связи ее клана. Запах, плотный, от которого крылья носа едва заметно дрогнут.
Видела его Алиша впервые. Закрыв за собой дверь, она без эмоций взглянула на мужчину, расположившегося в ее покоях. Нагой по пояс, прекрасного сложения тела. Бледный, но даже на фоне светлой кожи, сразу, что было замечено, это глаза. Прозрачные, холодные, и невероятно до боли знакомые. Женщина качнет головой, сминая иллюзию, едко коснувшуюся памяти.
Квин не стала стоять на пороге собственной же спальни, ступая вперед, навстречу. Паркет глухо принимал шаги невысокой вампирши, что приблизилась к туалетному столику, снимая с запястья покрытый драгоценными камнями браслет.
- Вам удобно? – учтиво поинтересуется Алиша, смотря на отражение мужчины, пытаясь понять, что ее кольнуло и что зацепило, усталость сказывалась, - Гораздо удобнее, чем в приемной на первом этаже.
Следом за браслетом в шкатулку легли снятые серьги. Взгляд снова скользнул по серебру зеркала, ловя в полусумраке острые черты вторженца. Едва заметно мастер сощурилась, потянувшись руками к шпильке в узле под затылком.
- Простите мне мое любопытство, - она не просила прощение, но давала понять, что даже в таком случае не отпустит рамки этикета, даже находясь в собственной спальне, - Но, все же, как вы миновали охрану?
Он не был похож на убийцу. В легких штанах, когда-то шутки ради подаренных Ричарду, который так непривычно смотрелся в мужской паре, а не в своем извечном килте. Безоружный и спокойный как удав. И пока он был спокоен, пока такт медленного холодного сердца не словил повышенный ритм, спокойна и сама Алиша. Но даже то, что он был безоружен – абсолютно не значило, что он безопасен.
- Прежде чем я спрошу, что вы хотите от меня лично, могу я узнать ваше имя?

чуть позже донесу, ладно? когда найду

я мыслю, следовательно, я существую.

Треклятая надпись, много лет тому назад выцарапанная прямо на потолке то ли ножницами, то ли лезвием, то ли отросшим ногтем какого-то доморощенного философа, покинувшего серые стены и забытого, уже которую минуту — или, может, очередной час, ведь Журавль довольно давно перестал считать время, — калёным железом жгла и без того беспокойное сознание. Небрежные, угловатые ломанные линии пожелтели по краям и почернели ближе к середине, без очков альбинос едва ли мог рассмотреть размытые очертания букв, но он точно знал, что они где-то там, прямо над его бледным непривычно напряжённым лицом, притаились, нашёптывают сложенные из них слова, и этого было достаточно. «Ещё немного — и у меня поедет крыша», — безрадостно заключил Смотрящий, закрывая покрывшиеся сетью тонких красных сосудов слезящиеся глаза и сжимая переносицу тремя холодными пальцами. Он не мог вспомнить, удалось ли хоть немного поспать этой ночью, и даже не был уверен в том, что бодрствует сейчас. Может быть, он от заката до рассвета так и пролежал на спине, пристально, почти не моргая, пялясь в потолок. По крайней мере, так ему казалось сейчас. Причина внезапно напавшей бессонницы тоже оставалась загадкой: то ли виной всему дурная привычка раз за разом мусолить одну и ту же мысль, зачастую совершенно случайную и неизвестно как попавшую в голову, то ли странное тревожное чувство, накатывающее на Журавля при каждой попытке ускользнуть от изматывающей реальности в царство снов.

С усталым, тяжёлым вздохом тот, кто обычно раньше завтрака почти не подавал признаков жизни, отбросил одеяло в сторону и спрыгнул на пол, шлёпнув по нему босыми ступнями, а затем потянулся, разминая затёкшее тело и прислушиваясь к тихому похрустыванию суставов, на удивление быстро переоделся, без особых раздумий натянув на себя те белые вещи, что попались под руку. Испытывая необходимость срочно плеснуть в свой светлый лик ледяной водой, он наполовину на ощупь, наполовину по памяти двинулся к дверям, периодически стараясь разомкнуть вдруг начавшие слипаться тяжёлые веки, но не делая в этом особых успехов. Уже у самого выхода нога мастера оригами пнула что-то мягкое и, похоже, живое, потому как нечто почти сразу зашевелилось, заставив-таки белобрысого посмотреть на мир вокруг. Внизу, у порога, валялся Маг, которого Журавль, слабо радующийся тому, что именно он сегодня первым наткнулся на состайника, а не кто-нибудь более раздражительный, одарил долгим отчасти обеспокоенным, отчасти осуждающим взглядом. На слова оправдания не сумевшего выспаться альбиноса так и подмывало ответить какой-нибудь колкостью, но лёгкие и голосовые связки, похоже, решили отдохнуть отдельно от своего хозяина, а потому не выдали ничего, кроме сдавленного сухого кашля, который в последнее время становился всё более частым явлением, да и забитый одной-единственной фразой измученный мозг не выдал ничего толкового, так что Смотрящий решил ограничиться многозначным молчанием, пока разбуженный Маг собирал мысли в кучу. Выполнить чужую просьбу Журавль, несмотря на усталость, согласился довольно быстро, ведь особого труда это ему не составит, а помощь ближнему всегда заставляла чувствовать себя чуточку лучше. Пару раз кивнув и буркнув что-то не совсем внятное, смахивающее на «погоди минутку», бледный всё же продолжил свой путь.
Добравшись до умывальника, он включил кран на полную и попытался смыть хмурое выражение с лица. Холодная вода и впрямь помогла, немного разогнав кровь и подарив хоть какой-то намёк на бодрость. Умывшись, Журавль нехотя поднял взгляд на зеркало. Оттуда на него смотрел паренёк, краснота глаз которого выгодно подчёркивала синеву под глазами, с этими контрастирующими с почти бесцветной кожей яркими красками паренёк выглядел свежо, точно совсем недавно отбросивший коньки покойничек, по голове которого прошёлся ураган, один из тех, которые называют всякими женскими именами и вспоминают на протяжении нескольких лет. Журавль пару раз провёл рукой по растрёпанным мягким волосам, стараясь заставить их хоть как-то лежать, а не стоять дыбом, и вышел вон, больше не желая созерцать своё отражение.

Многолетнюю традицию он нарушать не стал: на завтраке так и не объявился. Голод его всё равно не мучил, зато скитание по знакомым коридорам, "случайное" подслушивание чужих разговоров, разбрасывание бумажных журавликов по подоконникам и рассматривание изрисованных да исписанных стен помогли вылетевшему из привычной колеи Смотрящему придти в себя, он даже снова стал более или менее похож на живого человека, пусть и слегка помятого бессонной ночью.
Атмосфера оживления и подготовки к чему-то от охотника на секреты не ускользнула, окончательно отогнав остатки сонливости. Совсем скоро он знал что, где, когда и почему, и теперь любопытство заодно с желанием отправиться туда, где под градус и громкую музыку может быть случайно обронена чья-нибудь тайна, боролось с негативным отношением к подобным шумным мероприятиям. Последней каплей стали издалека замеченные у лестницы Маг и Змей — любопытство победило, а альбинос уже приготовился сетовать на то, что оно же его и погубило. Продолжать борьбу с самим собой больше не было смысла, но мастер оригами ещё немного помялся у ступенек в нерешительности, пока мысль о том, что за непутёвым соседом по комнате кто-то должен присмотреть не погнала его следом за давно скрывшимися из виду переносчиками заслушанных кассет и видавшего виды магнитофона. Вообще-то приглядывать за Магом Журавля никто никогда не просил, но это совершенно не мешало Смотрящему время от времени чувствовать непонятно откуда берущуюся ответственность за ещё совсем зелёного, по меркам старожила, новичка.

Старая дверь спортивного зала жалобно скрипнула под осторожно прикоснувшейся к ней рукой, и светлая фигура быстро проникла внутрь. Оценивающий взгляд скользнул сначала по присутствующим, потом по самому помещению, испещрённому находящимися в непрерывном движении разноцветными точками. От предчувствия того, какая толпа здесь скоро соберётся, вдоль хребта пробежали неприятные мурашки, однако отступать было уже поздно. Быстрый кивок заменил приветствие, Журавль, спрятав руки в карманы, своим неторопливым бесшумным шагом приблизился к людям, и тут же почувствовал себя не слишком уютно, сосчитав количество Меченых на один квадратный метр. Переведя взгляд на дальнюю стену и сделав вид, что заворожен мерцанием сотен пёстрых огоньков, Смотрящий несколько секунд безуспешно пытался выдавить из себя какие-нибудь слова, но так и не издал ни звука, после чего снова закашлялся и стал, прикрыв рот ладонью, прикидывать свои шансы помереть в самый интересный момент и пропустить всё веселье.