мертвецы не рассказывают сказки.
ее истории ты любил по-детски впечатлительно, был удивительно с ней молчалив и много слушал с искренним упоением, не находя даже в самых потаенных уголках сознания и намек на зависть. она умела говорить так сладко-пряно и ностальгически-беззаботно, что ты вечерами таял у нее на плечах легкой дремой, с головой ныряя в цветные сны о каком-то далеком счастливом детстве, изъеденных мелом маминых руках, любящем отце и красивых в своей простоте мечтах. ты делил эти истории и безмятежный сон с ней на двоих, а она была невероятно щедра на счастье, бескорыстно впуская в него тебя.
теперь же ты давно уже не спишь, а эстафета говорить стала навсегда твоей. говорить, стирая язык до кровавого сока, пугая своим надрывающимся голосом мертвую тишь старого кладбища.
ну, что же ты расскажешь, милый?
о, эта история о крысе.

итак, у тебя внутри, примерно в районе солнечного сплетения, живет отвратительная крыса. на вопрос, откуда она там взялась, наверное, стоит отвечать радикально и прямо: она появилась на свет с твоим рождением - твой единоутробный паразит и сиамское подобие, альтер-эго и палач. всю жизнь она пожирает тебя изнутри, откусывая по кусочку, лакомится диафрагмой, плеврой и запивает твоей же свежей кровью, она ежедневно эмульгирует какую-то человеческую часть тебя. но однажды крыса стала уже неприлично злой. с тех пор она точит свои кривые когти о твои ребра, оставляя на них бесчисленные насечки, впадины, острые выступы, хаотичный уродливый рельеф, превращая их гладкие желтоватые контуры в матовые лезвия. так неудивительно же, что у тебя внутри все кровоточит, ведь изрезанные края косточек грудной клетки неистово рвут тонкие оболочки животрепещущих внутренностей: сердце обливается кровью, глупо и упрямо тыкаясь на все те же штыки отныне безобразных ребер, а дышать невыразимо трудно - легкие в какой-то трагический момент лопнули, как воздушный шар, от случайного [вполне закономерного] поцелуя с грубо обгрызанной костью, теперь воздух комьями застревает у тебя в глотке и голова кружится от гипоксии. а растерзанные внутренности перманентно источают яд - душегубительную многотонную тоску. и это то самое, что ты хлещешь повседневно, как результат своей идеологической подлости [или просто крайне подлой идеологии].
а крыса отрастила премерзкий горб: оказывается, горькая отрава твоей роковой печали все это время, как губку, пропитывала ее паразитический организм вместе с тобой, она поглощала токсическую дрянь, тобой питаясь, она возводила свое уродство последовательно в квадрат, в куб, в четвертую степень, болезненно загибаясь от рукотворного яда, к тому же надрывая уже немолодую спину в своей люто-бешеной, фанатичной когтеточке. и так крыса стала горбатой - крысу побила крысиная жизнь.
а ты, как родился, так непременно с ней и сдохнешь на грани чего-то сверхчеловеческого [ибо человеческое к тому моменту будет уже попросту исчерпано].

твои шаги - лунная болезнь, а существование - проклятие инсомнии. шаткие ноги вкрадчиво [крадучись] замеряют продрогшую почву кладбища, и тебя по пятам преследует навязчивая мысль о том, что путь через сотни могильных плит становится все короче и короче с каждым разом, а ты с каждым разом помнишь себя все меньше и меньше, в общем, выражаясь математически, - прямо пропорционально. идешь, точно безобразно пьяный, разве что не используешь надгробия и кресты в качестве оскорбительной опоры, и на том спасибо. в крови интоксикоз мелатонина, а в голове стелется туман. сколько же ты опять не спал?
внезапная встряска для твоего помутневшего сознания как раз кстати - видишь тень у надгробия. весьма странное обстоятельство в полвосьмого утра на кладбище. сердце пропускает ровно один удар, рефлекторно сжавшись в сверхплотный ком в ответ на укол болезненной ревности: нет-нет-нет, ваши отношения с эйприл всегда были слишком личными, где единственные свидетели друг другу - только вы. это, к слову, оставило тростниковосахарное послевкусие настоящее интимной близости, а, как известно, чем ближе человек, тем тяжелее с таким человеком расставаться. предлагаю оценить степень трепета в вас [преимущественно все же в тебе, ведь это ты теперь взвинченное раненное животное] по мощи, с которой тебе впоследствии сорвало крышу. о, все-таки любить ты умеешь отнюдь не прозаически.
слышишь то, чего слышать точно не хотел, - обращение к тебе, и на сим измученное сердце пропускает уже второй удар. когда же ты остановишься, чувствительный нарыв и издевательское недоразумение?

как же ты мне надоел, мучительный орган,
слабый, вечно больной, кровоточащий.
я не могу уснуть ни днем, ни ночью -
ты изнутри долбишь тонкую оболочку.

- нет необходимости?.. - отвечаешь глухо, простывшим [может, прокуренным или просто сонным] голосом, с неуверенной вопросительной ноткой, убегающей в хмурое небо на последнем слоге, и кидаешь беглый взгляд на незваную гостью [ведь ты-то здесь точно не на птичьих правах, как считаешь ты сам]. - я ее.. увы?.. никогда не знал. - что же, будешь утверждать, что знать человека и мягко целовать плечи не одно и то же, а печальное четное количество белых лилий совсем не для нее? вот только это тебя не спасет, ибо знал ты ее до бесстыдного прекрасно, а цветы она предпочитала лилейные.

крысы помнят, о мастер гофман, как все было на самом деле.

напряженный скрежет зубов за плотной линией губ [безжалостно стачивать эмаль и превращать в порошок цемент] - всего лишь отдаленное эхо скрипучего утробного смеха. твоя крыса заливисто хохочет - хрипит, как недобитая дворняга, принеся тело в жертву ликующей судороге. она и впрямь дрожит - прячешь кисти в достаточно свободные рукава, и вновь, как, впрочем, и всегда, нервный тремор на кончиках пальцев останется твоей сокровенной тайной.
сатирический гогот: снова лжешь. бессовестно лжешь над могилой эйприл, которую сам же соорудил из своего вероломного коварства. каждый гвоздь в крышке вишневого гроба - твое неверное слово, сказанное ей. ты знаешь, ее смерть - не грех, по крайней мере, он не твой. твой грех - предательство. убийство - просто долг, а вот нож в спину - это твоя гниль. иуда.
однако высокое чувство ведет изменника к покаянию. изменник приходит за этим на могилу, он готов годами [минуло два] замаливать свой грех, но вот так незадача - его исповедь вновь состоит из лжи.
ты знаешь, ведь есть что-то даже невероятно честное в том, как простодушно ты врешь. твой обман - самое большое откровение, кричащие признание о том, кто ты, черт возьми, такой. и у д а. говорят, он по-настоящему любил иисуса.
а, между тем, материальное покаяние в виде букета белых лилий в твоих руках - все-таки просчет. ты недоверчиво прячешь руки в рукавах, но пучок цветов, странно, подозрительно и мелко трепещущий при тотальном отсутствии ветра, тебя давно уже с потрохами сдал. д р о ж и ш ь.
- нет, вру, - сбивчиво осекаешься, будучи уже не в состоянии переварить собственную лживую натуру. и не сказать, что стыдно, но отчего-то больно все равно. что ж, чистосердечное. какой исключительный, трогательный момент! - видел в одном спектакле, - искусно выворачиваешь наизнанку, вот только не себя, а правду. но это же пустяки, верно? - «бачата - хороший выход», - смотришь себе под ноги и позволяешь эфемерной задумчивой улыбке прошелестеть на твоих губах, когда с них срывается цитата из той самой пьесы, ее цитата, что, пожалуй, немаловажно. ты, наверное, никогда и подумать не мог, что будешь знать театральные реплики наизусть и цитировать слова постановок в точности - это с твоим-то смешным отношением к художественной литературе и к искусству театра. а она, с легкой лукавой улыбкой и ласковым шепотом на ушко, подарила тебе любовь [отзывающуюся теперь тугой болью] к высоким потолкам, стройным рядам бархатных кресел, тяжелым занавесам и звонкам с антракта. и к стихам. оказывается, поэзия имела поразительное [в самое сердце] свойство разделять атомы на кварки.
да что там говорить: она подарила тебе любовь. уточнения в данном случае даже излишни.

the man had killed the thing he loved,
and so he had to die.*

- она красивая, - сглатываешь ком в горле, высвобождая проворную птицу-мысль. защищенно кутаешься в черное пальто [неосознанный безвечный траур], стискивая на груди руки и сжимаясь в темный плотный сгусток неопределенных чувств, - психологи читают в этом жесте предельную скрытность и патологическую отчужденность. в самом деле тебе как-то странно-зябко, хотя калифорнийский март был ласковым бризом откуда-то с карибов. кутаешься в черное, как в большие крылья. тень-синева, натянутая на нижние веки, - глаза вороные, стеклянные, немигающе вглядываются в изображение на надгробии, в сотый раз разыскивая отличия от призрака в памяти, но, к душераздирающему сожалению, не находя ни одного. расширенные в сумраке зрачки блестят неистово и слепо [картинки распятого сна ложатся на зеркала тусклыми смазанными бликами], ты похож на одну из тех ворон, что танцуют на притоптанных холмах могил. станцуешь бачату на ее могиле?

*oscar wilde “the ballad of reading gaol”

[/align][/SGN]

старый идиот все еще выплескивает свой гнев на всех окружающих. будь я этой старушкой, на ее месте уже давно натравила какого-нибудь своего бугая внука_сына, чтобы врезал матерящемуся придурку, да как следует. заслужил. взрослый мужчина, который просто слепой, как гребаный крот, и винит в произошедшем кого угодно, кроме себя. теперь я понимаю, что он имел в виду, когда говорил о тех долбанутых на всю голову водителях, у которых глаза словно натянуты на зад. передо мной вокруг машины как раз один такой экземпляр выплясывает. идиот обыкновенный, редкий, почти вымирающий вид. интересно, как долго мне придется ждать окончания этого концерта, чтобы он наорался вдоволь, и мы поехали дальше, до нормальной парковки около колледжа, и я наконец-то встретила свою клушу-подругу?
и только потом мой взгляд возвращается все к тому же кафе. среди всех посетителей я замечаю троицу парней. и даже не знаю, в чем дело - в том, с какой усмешкой они смотрят на моего отца [явно разделяют мое мнение о том, что у него проблемы с головой], либо по незамысловатому косячку в руках и пластиковых стаканах от пива на столе. у ребят день начался лучше, чем у меня, пожалуй. еще нет десяти, а они уже под кайфом и несколько пьяны. но это видно только по одному из них, с серьгой в ухе. хотя мне бы не стоило с такой уверенностью думать, что их утро задалось просто потому что они уже расслабились. кто знает, вдруг у них родители такие же придурки.
следующим я вижу худощавого кучерявого подростка. и он не представляет из себя ничего интересного. втирает друзьям какую-то чушь, судя по их лицам. они смеются. да, им, пожалуй, хорошо вместе. взгляд задерживается на третьем. смуглый парень с черными волосами, который выглядит немного помято. ссадина на подбородке, растрепанная челка, накрытая панамой с шотландским мотивом. но что-то в нем определенно есть. что-то, что способно притянуть взгляд.
затягиваюсь, когда смуглый парень переводит взгляд на меня, и ухмыляется. то ли словам друзей, то ли мне и моему заинтересованному виду. следом за ним на меня начинают палиться и оба его друга. но я не обращаю внимание на это. пускай смотрят. многие люди видят других людей, и в девяносто пяти процентов случаев первый и последний раз в жизни. я подарила им тему для разговоров на сегодняшний день. уже завтра они обо мне забудут. и, хотя мое зрение сосредоточено на парне в панаме, не могу не заметить, что один из его друзей [тот, что с серьгой] ушел. плевать. докурю, и свалю, не дожидаясь, когда кретинизм отца достигнет высшей точки.

и тут фигура этого парня вырастает около нашей машины. спектакль набирает новые обороты, и шоу получает нового актера. парень с серьгой, обмазанный фальшивой кровью, подходит к моему отцу и начинает доказывать, что слепой идиот влетел в него на велосипеде. обиженная старая женщина подхватывает его ложь, подыгрывая ему. с ума сойти, как это потрясающе. мистер стонем, вы больны высшей степенью долбоебизма, если не разглядели, что на лице этого паренька всего лишь кетчуп. его даже не смутил тот факт, что парень шел не со стороны помятого велосипеда, а со стороны этой небольшой кафешки. отец решает эту проблему достаточно быстро - отдает ему все содержимое своего бумажника, лишь бы тот не заявлял в полицию. жаль ли мне? нет. может, хоть научится быть добрее к окружающим, хотя его вряд ли уже что-то исправит. а вот и внук-бугай подходит, как я и говорила. и, пока отец отвлекается на старушку и здоровяка, который пришел за нее заступиться, я подхватываю сумку, и выхожу из машины. в первую очередь подхожу к тому, что с серьгой. креативный парень. мне нравится. провожу пальцем по его щеке - той, что измазана якобы кровью. пробую содержимое пластиковой упаковки от кетчупа из кафе. -сладкая, - ухмыляюсь, и ухожу. прохожу мимо кафе, к лужайке, чтобы наконец оказаться в этом чертовом колледже и встретиться с пандорой, которая уже минут пять окучивает мой телефон смсками и звонками. прямо чувствую затылком, как эта троица сверлит мою спину глазами.
могу сказать, что мне даже немного жаль, что я не увижусь ни с одним из них больше. особенно с тем красавчиком со ссадиной на подбородке.

мы сидим около дверей колледжа. пандора прислушивается к группе каких-то блондинок, которых одели по принципу копировать_вставить. я же курю и смотрю за еще одним дешевым зрелищем. дорогая машина подъезжает к той нормальной парковке, до которой мы сегодня так и не доехали. откидной верх убирается, и на переднем сидении страстно целуется парочка. на заднем сидении, потупив взгляд, сидит еще одна девушка, с такими же волосами, как у той, целующейся. думаю, будь воля этой парочки, они бы тут и потрахались, но это уже преследуется законом и котируется нормами приличия. когда двое девушек покидают машину, их сходство трудно не заметить - они близняшки. и сразу можно понять, кто из них лидер, а кто тихоня. та, что выходит из тачки первая, девушка хозяина машина, быстро заполучает всеобщее внимание, и все хвалят ее парня. она рассказывает о том, куда они ездили, про секс со своим парнем, и я уже могу придти к простому и очевидному выводу: она дешевая сучка. панда верещит что-то на тему того, как хочет переспать с кем-нибудь уже поскорее. она очень любила эту тему, потому что ей этого явно не хватало. по властному тону в голосе той сучки, ее сестра ее ненавидит. интересно, как было бы, будь у меня сестра или брат-близнец? будь это сестра, наверняка я уводила бы ее парней. будь это брат, надеюсь, у нас были бы с ним отношения, как с тони. пожалуй, да. мы должны были родиться близнецами.

всех первокурсников собирают в спортивном зале. говорят, в этом году их не так много, но мы быстро занимаем все выставленные лавки, заменяющие здесь трибуны. пандора выбирает место впереди, а мне все равно, поэтому я не протестую. оглядываюсь, чтобы осмотреть тех, кто же будет со мной учиться, возможно, в одной группе. не думаю, что это имеет для меня большое значение, потому что слишком часто появляться в стенах этого заведения не входит в мои планы. благодаря тони я знаю все лазейки, как выходить сухой из воды. ведь он же выходил. еще и с каким успехом, его все считали одним из лучших. и в числе первокурсников где-то сзади я замечаю смуглого парня. он смотрит на меня. улыбаюсь, а отворачиваясь замечаю, что он все еще в обществе все тех же друзей. вот и уверенность в том, что случайные встречи не повторяются. обычно, встретившись, люди не видятся никогда. выходит, это не обычный случай. как подобает случаю - начало учебного года - в зал входит администрация колледжа с натянутыми улыбками. играет какая-то музыка, которая должна, видимо, поднять всем настроение и является торжественной, но меня она раздражает. я не слушаю, о чем переговариваются за моей спиной, что щебечет панда мне в ухо, что говорит женщина в платье, которой доверили произнести речь. замечаю окружающее лишь когда она начинает кричать, что явно не входило в расписание речи. и дальше все катится к чертям. эти преподаватели провалили торжественную речь для первокурсников. она начинает перечислять 'плохие поступки', совершение которых приводит к исключению. и я знаю, чем займусь сегодня. я должна сыграть, пусть и сама с собой. пока женщина перечисляет, запоминаю, а после переношу на белый чистый лист а_четыре, ставя напротив каждого пункта пустой квадрат, в каждый из которых надеюсь поставить галочку уже к концу дня.
курение.
разведение огня.
употребление наркотиков.
употребление алкоголя.
оскорбление учителей.
просмотр порно.
самоунижение.
секс.
думаю, что начну с последнего, это одно из самого простого.
женщина, которой поручают назвать имена первокурсников по группам, выглядит явно неуверенной в себе. и финиш ситуации приходит, когда тот парень с серьгой достает свой татуированный член, демонстрируя его всем новеньким студентам и присутствующим преподавателям. в общем-то, он лишь выполнил их просьбу. да-да. они снова облажались. судя по тому, что мы в одной группе, этот год обещает быть веселым. парень с серьгой снова смотрит на меня. а его друзья, кажется, увлечены бегающей по залу женщиной, которая явно хочет выбраться из него так, словно у нее припадок клаустрофобии. все не так уж плохо.

удивлена, что его не исключили. наверное, сделали скидку на то, что праздник, первый день, да и вообще это каким идиотом надо быть, чтобы из этого колледжа кого-то исключили, если даже то, что этот парень с серьгой снял штаны, не подействовало. вон, они уже стоят в коридоре, и он вполне доволен жизнью. выходит, они действительно старые друзья, если их даже не смутило его настолько вульгарное поведение. нас с пандой распределяют в разные группы, и эту недотепу отправляют изучать маникюр. пандора, маменькина дочка, правильная до мозга костей и пытающаяся казаться менее нелепой и хоть на грамм крутой, будет учиться в группе с толпой фигуристых блондинок. думаю, это будет ударом по ее самооценке. хотя и не уверена. я же осваиваюсь в своем шкафчике. и, когда прикрываю дверцу, на удивление - вижу его. нет, не того парня с раскрашенным членом. его друг со ссадиной на подбородке. оказывается, он решительнее, чем мне казалось.