Лёгкие, как весенняя капель, шаги по сцене, пируэт, рассчитанный так, чтобы, когда она остановится, каждый из зрителей ощутил, что «госпожа Фурина» обращается именно и только к нему. Что каждый из находящихся в огромной зале театра «Эпиклез» важен для неё, и она принадлежит своему народу в той же степени, так народ – ей.
Танец давался ей легко, для него никого не приходилось обманывать. Лишь в такие моменты могла Фурина по-настоящему стать собой, делать то, что ей нравится и как ей нравится. Ведь не имеет значения, Архонт ты или нет, пока публика рукоплещет тебе. Ей нравилось это ощущение общности, чувство, что она с публикой – единое целое. Она на гребне огромной волны, и солёный ветер бьёт ей в лицо. В такие моменты Фурина даже забывала, насколько она одинока.
Забывала о кошмарах, в которых она снова и снова медленно опускается на самое дно величайшего из всех морей, в первозданные глубины, способные поглотить её без остатка, и никто никогда не вспомнит, что была такая девушка. Нет! Пожалуйста! Что угодно, только не забвение. Ей ещё слишком рано уходить. Это слишком несправедливо.
Но… Разве была бы необходимость вот в такой богине, если бы реальность несла в себе справедливость по умолчанию? Разве нужен был бы этот суд, господин юдекс, Оратрис Меканик д'Анализ Кардиналь, если бы мир был устроен честно?
Значит, если звёзды не падают к ногам, нужно дотянуться и сорвать их.
Ещё один крутой разворот, Фурина двигается так стремительно, будто невесома, безупречно владеет телом и точно знает, что и как хотят видеть собравшиеся здесь сегодня. За столько лет она уже достаточно их изучила. У толпы в унисон вырывается восхищённый вздох, но она не останавливается, быстрее, быстрее и быстрее, нужно кружиться, будто мек… марионетка. Она танцует так, словно именно от этого зависит спасение страны.
Прыжок, замереть с разведёнными в стороны руками, изящно присесть в реверансе - тут же с потолка начинают сыпаться разноцветные конфетти. Среди них – глянцевые бумажки с благими пожеланиями для народа. Фурина прочитала об этом в одной из книг и решила претворить в жизнь. Стоит это совсем мало, а радости приносит много, особенно детям и романтическим натурам.

Рыжий шар солнца медленно уходил за горизонт, уступая место уже вот-вот готовой подняться со стороны моря луне. Облака, подсвеченные снизу его лучами, приобретали оттенки розового, золотого и красного. Но, в отличие от утреннего розового, свежестью похожего на новорождённую лилию, этот производил впечатление прощания. И золото – не радостное и праздничное, а тяжеловесное, накопившее груз всех событий сегодняшнего дня, которые оно созерцало с высоты. Лучи, будто ладони друзей, отправляющихся в долгую разлуку, скользили по крышам домов, покидая их на ночь. Приятно тёплый воздух вызывал желание остаться под открытым небом подольше, не торопиться возвращаться домой. Тем более в его дом, где никто не ждал.
Город выглядел так, словно ничего плохого здесь никогда не происходило и произойти не могло. Полностью исключено. Атмосфера безопасности и благополучие умиротворяла, будто заключая в заботливые объятия. Кипучая суета повседневных хлопот, бойкая торговля, изобилие разношёрстных приезжих – всё это никак не влияло на ощущение, что тут действительно приветливая гавань, открытая для всех, где любому найдётся место. Может быть, Чжунли просто привык воспринимать её так, ведь сам взлелеял столицу своей страны, но искренне хотел, поделиться этим со всеми желающими.
Сидя на террасе одной из многочисленных уютных чайных Ли Юэ с чашкой в руках, Чжунли провожал светило взглядом. Сегодня работы выдалось не очень много, и им удалось закончить пораньше. Воспользовавшись таким случаем, он пригласил госпожу Ху с собой. И нарочно выбрал это маленькое и далеко не самое известное заведение, чтобы избежать чужих досужих взглядов и уличного шума. Здесь не выступали известные музыканты и не развлекали публику сказители, но этого не требовалось. Тишина и покой, совсем как на горе у Адептов. К сожалению, туда он пригласить её не мог, лишь редкие люди удостаивались такой чести. Хотя представить себе, как она непринуждённо болтает с Хранительницей Облаков, Чжунли мог вполне легко.
- Знаете, я тут слышал одну занимательную историю. К сожалению, я не могу сказать, насколько это правда, но звучит любопытно. Мне сказали, что на дороге видели призрака, которого не могут изгнать экзорцисты. Этот призрак пытается заговорить с людьми, и те, кто его послушал, говорят, что он ищет брата. Но никому не известно, кто его брат и где он находится, жив он или мёртв. Как вы думаете, может быть, нам стоит сходить? Негоже оставлять мятущуюся душу без помощи.
Так естественно и непринуждённо Чжунли это озвучил, словно они каждый день ходили изгонять привидений и духов. Впрочем, их жизнь была сопряжена с огромным количеством чудес и необъяснимых для обывателей явлений. Некоторые из этих моментов они разделяли только друг с другом и знали, что никогда ни с кем другим не смогут поделиться. Не то, чтобы это были страшные тайны, которые необходимо унести с собой в могилу любой ценой, но только не выдать, просто они не хотели тревожить понапрасну людей, тем более, что проблемы как-то да решились.

Почему огромная фабрика простаивает без дела? Почему её закрыли так быстро, и общественность так и не узнала причин? Почему застрелился ведущий учёный последнего проекта, принятого в разработку здесь, не оставив даже предсмертной записки? И почему даже власти предпочитают игнорировать всё перечисленное? Как будто они заключили некую договорённость, по которой не трогают это место, но ради чего они могли бы подвергнуть опасности такое количество людей? Ведь что ни месяц – то кто-нибудь любопытный находится, желающие то испытать свою храбрость, то докопаться до истины, там исчезли какие-то подростки из Гильдии искателей приключений, а также несколько репортёров «Паровой птицы». Безумству храбрых поём мы песню, как говорится. А ещё, по его мнению, это был тот случай, когда идиотов, каких мало, оказывается на удивление много. Несмотря на то, что здание давно опечатали со всех сторон, так что через центральный вход больше нельзя стало войти, они всегда находили способ проникнуть внутрь.
Любопытно, любопытно. Дотторе обожал совать клюв маски, даже когда его не приглашали. Хотя нет, не так – в особенности туда, куда его не приглашали. Ведь именно там по его опыту происходит самое занимательное.
Здесь пахло чужими грязными секретами, пахло смертями и опасностью, всё как Дотторе любил. Он обожал любоваться плодами чужой глупости — единственное, чем люди никогда не переставали его удивлять. Поэтому приближался он прогулочной походкой в весьма хорошем расположении духа, широко улыбаясь коллеге. Выглядел же Дотторе, как и всегда, как человек, чью самоуверенность ничто и никто не может поколебать, а совесть его кристально чиста. Он театрально кланяется Колумбине, после чего широким жестом гостеприимства, словно развалины эти принадлежат ему, указывает на фабрику, на её высокие монолитные стены, вздымающиеся к небесам трубы и чёрные провалы окон без стёкол.
— Прекрасный вид, не так ли, коллега? Если что-то величественное в необратимом распаде чего-то настолько грандиозного.
Он готов поспорить, что размахом она не уступает Заполярному дворцу. И, судя по планам здания, которое раздобыла для Дотторе разведка, куда больше находится под землёй. Возможно, даже уходит далеко и глубоко под воду. Мурашки предвкушения пробегали по коже, и ему не стоялось на месте, но, как известно, поспешишь – не только людей насмешишь, но и голову свернёшь. Свою же голову Дотторе вовсе не горел желанием по-глупому потерять, особенно после того, как она осталась у него в единственном числе.
— Распад необходим для того, чтобы выстроить нечто новое, нечто лучшее. И я весьма благодарен вам за то, что вы составите мне компанию в этой великой миссии.
Можно подумать, они собрались свергать Селестию, а не исследовать богами забытые недра никому не нужной дыры. Или что Колумбина могла не выполнить приказ самой Её Величества. Или что Дотторе действительно рад и счастлив её сопровождению. Он, который обычно брал с собой куда либо компанию либо в качестве пушечного мяса, либо как подопытных, которые так или иначе в любом случае не вернутся назад. А зачем их беречь, если полно как тех, кто желает послужить Снежной верой и правдой, любой ценой, так и тех, у кого нет выбора, кроме как отдаться армии и надеяться на лучшее. Ах, да, и, конечно же, дураков, прельстившихся яркой обёрткой «прекрасных слуг Царицы» и маячащей на горизонте блестящей славой, совершенно не представляющих себе, что на самом деле придётся делать и чем жертвовать. Их даже никто не хоронил как следует в большинстве своём — не то, чтобы не хотели, просто некоторые задания включали в себя такую опасность, что порой не оставалось тела, или же считали нецелесообразным соваться туда, чтобы это тело достать. Только потеряли бы ещё больше людей.
— Как вы посмотрите на то, чтобы проникнуть внутрь через окно? Видите ли, я бы не хотел делать лишние отверстия, ведь нам потом это чинить. Когда фабрика вновь придёт в действие, нам не нужны будут незваные гости.
А некоторые досужие индивиды воспринимали пролом в стене как приглашение войти. Конечно, ему всегда пригодится живой материал, но слишком много трагических несчастных случаев насторожит правительство, и, того гляди, явятся жандармы.

Несправедливо. Несправедливо. Как же несправедливо. Почему дорога к идеалу вечности выстлана трупами? Почему Архонт, обязанный защищать и оберегать свою нацию, стало основной угрозой для них? Когда именно жизнь свернула не туда? Почему она, пытаясь спасти хоть кого-то, оказалась вне закона? Почему, почему был выбран именно такой способ?

Она бы снесла эту проклятую статую, символ утраченных надежд и мечтаний десятков людей, готовое общее надгробие для этих несчастных, но не может поднять руку на святыню. В Ёимии всё ещё слишком много веры. Слишком много упования на то, что все ещё может наладиться. Если она не будет так думать, то сойдёт с ума. Кроме того, она прекрасно понимает, что таким образом ей не удастся никого спасти. Ведь дело не в статуе, а в людях. И, пока они настроены выполнять все приказы, на место одной уничтоженной статуи придёт другая, если не что-нибудь похуже.

Шагать по знакомым улицам, ставшим такими чужими. Знать, что ещё всего лишь пару лет назад такие приветливые стражники, с которыми она любила остановиться поболтать, теперь ищут её далеко не с мирными целями. Кто знает, может быть, приказ был – взять её живой или мёртвой во что бы то ни стало. Оказаться в клетке, взаперти, будто опасное животное, так, словно кипящий жизнью город больше не доверяет ей.

Ёимия не понимает. Но ей и не нужно понимать, чтобы действовать. Возможно, потом она об этом пожалеет. Возможно, будет раскаиваться в содеянном до конца жизни. Но сейчас её пламенные стрелы нашли мишень, и она не может позволить себе колебаться.

— Ищите выгоду, как говорят в таких случаях. Когда Властелин Камня дал людям контракты, — воистину, если не знать, кто он такой, можно было поверить, что Чжунли говорит о ком-то другом, как любой благочестивый житель гавани, почитающий её основателя и покровителя, — он желал создать для всех равные условия взаимовыгодной торговли. Чтобы даже те, у кого нет денег, могли приобрести нужные им ресурсы, предложив что-то другое. В океане хаоса постоянно меняющегося мира это должен был стать островок безопасности и надёжности. Но у меня есть подозрение, что в данном случае ни один Архонт не одобрил бы те контракты, которые они, возможно, заключили.
Чжунли говорил очень спокойно, но, судя по тому, как опасно сверкнули его глаза на какой-то короткий миг, становилось ясно, почему он лично решил принять участие в расследовании. Не только потому что на его территории что-то происходит, страдают люди. Это, конечно, первоочередная причина, но здесь затронули гораздо больше. И, всё ещё являясь божеством, он был напрямую обязан напомнить о законах и правилах. Покарать так, чтобы неповадно было, и все, у кого также появлялись подобные идеи, сто раз подумали, прежде чем приступить к их реализации. Предотвратить не только новые жертвы среди детей, но и другие злоупотребления. Люди должны привыкнуть к тому, что, вне зависимости от того, есть над ними бог или нет, наказание всё равно обязательно придёт — чтобы, когда не станет Властелина Камня, они не взялись за старое.
Конечно, можно сказать, что он уже на пороге того, чтобы отойти от дел, и пусть теперь Цисин берут дело в свои руки, но Моракс не привык перекладывать работу на других. Он только готовится отказаться от власти, но ещё не сделал это, а он относился к тому типу личностей, которые трудятся не просто до последнего дня, но до последней минуты. Кроме того, это неприлично, всё равно что передать в наследство не только собственность, но и огромный ворох своих долгов.
— Я думаю, вы понимаете, как это происходит, ведь у вас самой есть договорённости с правителями Фонтейна, не так ли? Договорённости, в результате которых они принимают присутствии вашего приюта на территории страны. Если такие предложения, от которых очень трудно отказаться. Мне доводилось встречать людей, которые говорили, что у любого живого существа на свете есть цена, это не всегда материальные блага, но любого можно купить. Мне не хотелось бы в это верить, но должен признаться, что доля истины здесь есть. Если не все, то многие продадутся, если найти правильный подход к ним. И должен признаться, что вряд ли кто-то знает всех обладателей высокого статуса в этом городе лучше, чем я.
Конечно же, ведь многих из них он сам, лично, и выбрал или по крайней мере рекомендовал. Надёжные люди, которых он назначал, выбирали других надёжных людей, которые проходили их проверку.
— Проблема в том, что случайных людей среди них нет. Несмотря на то, что многие выбились из самых низов, в их числе нет никого, кто просто пришёл с улицы и без причины занял высокий пост. Я знаю, сколько каждый из них работа над своим положением, и знаю, что все они стараются на благо гавани Ли Юэ. Это единый отлаженный механизм, из которого будет крайне затруднительно изъять деталь так, чтобы это не повлияло на его работу. С другой стороны… Как бы ни было печально так говорить, но незаменимых нет. Даже я или вы не относимся к их числу.
Арлекино заняла место другой, место Матери. И, хотя у этих земель никогда не было другого Гео Архонта — система, назначенная Селестией, действовала бы и для него. Если бы он погиб, они назначили бы на его место преемника. И Чжунли — нет, Моракс, — не просто так об этом упомянул. Это означало, что, если они раскроют личность преступника или преступников, замешанных в деле с детьми, у Арлекино будут развязаны руки поступить с ними так, как она того пожелает, конечно, не вызывая на себя гнев остальных Цисин.

Как истинное дитя города свободы, Матильда ничего не боялась и всегда старалась быть открытой ко всем незнакомцам. Она была разбалована чувством полной безопасности, обеспеченной Полуночным героем и магистром Джинн. Помимо того, её очень вдохновлял пример таких людей, как Эмбер и Беннет. Они бы ничего не добились, если бы не бросали вызов каждому испытанию на своём пути. А ведь один из них собирал на себе все возможные бедствия, и невозможные тоже. Ну, вот кого, скажите на милость, бьёт молния среди бела дня, при чистом голубом небе? На самом деле ей всегда хотелось стать такой же яркой звёздочкой, как Эмбер, всегда готовой помочь людям и, что самое главное, способной на это. Эмбер успевала везде и могла, кажется, всё на свете. А то, что не могла, тому непременно научится, лучший скаут страны ветров ведь ещё так молода, у неё все впереди.
А что сделала бы Эмбер сейчас на её месте? Конечно же, радушно приветствовала бы гостя и обеспечила его всей поддержкой, какую только может предоставить.
— Я с огромной гордостью и удовольствием приветствую вас на землях Мондштадта, незнакомый, но почтенный путешественник, — она даже позу приняла такую же, как у Эмбер. — Меня зовут Матильда, я – странствующий бард, ищу героя, чьи подвиги могу воспеть в истории. Я бы хотела найти кого-то начинающего, у кого ещё нет своего летописца, чтобы стать первой, кто воспоёт его в истории. Как насчёт вас? Я вас не знаю, но могу сказать, что вы выглядите интересной личностью. Наверняка вам есть, о чём поведать миру.
Тут же вспомнив, что, когда она с такой энергичностью наседает на людей, ей не раз говорили, что она выглядит навязчиво, Матильда даже отступила на шаг и улыбнулась.
— Конечно же, это только по вашему желанию. А сейчас, раз вы хотите, чтобы я составила вам компанию, идёмте. Вас нужно только вывести из леса или проводить до самого города? Когда вокруг не будет столько деревьев, заслоняющих обзор, вас встретит прямая и хорошая дорога до самого Мондштадта.
У неё, конечно, имелись свои подозрения. Интересно, с какой стороны он пришёл и как попал в Шепчущий лес. Ведь путь до Ли Юэ пролегал в совсем другой стороне. Но что говорит в подобных случаях госпожа Ноэлль? Негоже подозревать того, кто ещё не сделал ничего плохого, по крайней мере из того, что известно тебе, и нуждается в помощи. Мало ли, в такой буре и правда можно дать хороший крюк. Она не рыцарь, чтобы его судить, и тем более наказывать, когда он дойдёт до города, там с ним и разберутся, если он сделает что-нибудь не то. Правда, у госпожи Ноэлль есть то преимущество, что она способна дать отпор любому, если всё обернётся плохо, но Матильда была уверена, что и сама как-нибудь да справится.